Фронтовые дороги пулеметчика Сергея Рулева

    Четыре месяца назад фронтовик Сергей Васильевич Рулев переехал из своего старенького дома на улице Мира в однокомнатную квартиру на улице Шарохина, реализовав свой сертификат на 1 млн. 83 тысячи рублей по федеральной программе «Жилье для участников Великой Отечественной войны». В свои 86 лет наконец стал жить в квартире со всеми удобствами, не заботясь о воде, тепле и прочем. Супруга,  Александра Ильинична,  не дожила до этого дня.

     Квартира хорошая, вот только душа осталась на улице Мира и никак не хочет селиться в благоустроенной квартире. Как говорится, дорого яичко в Христов день. Такую бы квартиру, а лучше – дом хороший,  да много-много лет назад…  Как в песне:

Мы тебе хороший дом построим,

Чтобы было видно по всему:

Здесь живет семья российского героя,

Грудью защитившего страну…

     Да,  видно, где живет семья российского героя. Раньше было не видно, а теперь – пожалуйста: как домушка три окна по лицу – так наверняка герою принадлежит. Опоздала благодарность государства на целых полвека. А теперь уж не так радует.

   - Выйду из дому – посидеть на лавочке не с кем. Тоска страшная. Восьмой год с 12 февраля идет, как Шуры не стало. Я все говорил: «Хоть бы мне вперед умереть». А она: «Нет, я вперед должна, я без тебя жить не смогу». Так и ушла. А жили мы с ней хорошо, дружно. Такая трудолюбивая была, заботливая, хорошая. Без дела не могла, все время чем-то занята была. Любила вышивать, носки, свитера вязала. Вот это все от нее осталось, - показывает Сергей Васильевич на вышитые  накидушки, салфетки, скатерти. Вздыхает и добавляет. - Тяжелую мы жизнь прожили, очень тяжелую…

Отца забрали, всё описали

    Он родился в деревне Соколино  Попковского сельсовета. Деревушка была маленькая,  три дома, четыре семьи. Все бедно жили. Детей спасало то, что матери в те годы были настоящие. Сережу мать до трех лет грудью кормила.

    - Может,  потому и живу долго, - говорит Сергей Васильевич. – Я все время за мамой как хвостик бегал, куда она – туда и я. Только когда в школу стал ходить, немножко отстал.  Теперь вот посмотрю на портрет и вспоминаю ее.

    Портрет матери и в новой квартире висит на стене рядом с его портретом. Одно лицо.

    …Потом неперспективное Соколино решили переселить  в Богатино. Строилась семья на новом месте очень тяжело. Ничего тогда в колхозе не зарабатывали, на что строить-то? Отец в тридцатые годы был дважды репрессирован. Первый раз отсидел в тюрьме три года, оставил там здоровье, даже ходить не мог. Мария Ивановна долго выхаживала его и выходила. Устроился работать на лесокомбинат, на хорошем счету был. Да что там – стахановец! Работал всегда на совесть. И зарабатывать стал неплохо, семья даже вновь завела корову. Кто-то позавидовал, оговорил, - увезли и расстреляли. Тогда без разбору хватали. В одну ночь 11 человек увезли.  Сережа был еще маленький, десяти лет не было, ничего не понимал.

     -Мать плачет - и мы плачем, - вспоминает Сергей Васильевич. - Все описали, все продали, оставили нас нищими.  А детей у мамы в то время трое было. Только в восьмидесятых годах отца реабилитировали и по первому делу, и по второму.

    Началась война и принесла с собой новые беды. Брата в армию взяли, и он вскоре погиб под Москвой. Крыша на доме так и осталась не докрытой. Зимой сорок первого Сергея отправили под Рыбинск на трудовой фронт – рыть окопы и противотанковые рвы. Работа была тяжелая, мороженая земля не хотела поддаваться даже лому. А когда все-таки раздалбливали, и землю становилось можно брать лопатой, рабочий день заканчивался, а к утру вновь требовался лом. При этом питание было плохим, одежонка еле живая. В марте 1942 года Сергей с товарищем вернулись домой.

     Потом случилась беда с Марией Ивановной. Она  жала рожь серпом и уколола палец на ноге. Нога разболелась. Она стала лечить народными средствами, листочки какой-то травы прикладывала.

    - А я гляжу – нога-то все темнеет, - заново переживает Сергей Васильевич. - Говорю, давай я тебя в больницу отвезу, она не соглашалась: «Нет, Сежка, заживет».  Согласилась, когда уж совсем плохо стало. В больницу к ней на второй день прихожу, - она меня не узнает. А на следующий день ко мне медсестра вышла: «Мальчик, мужайся. Мама умерла». Оказалось, у нее уже заражение крови началось. Так в августе сорок второго Сергей остался один.

   Ах, мама! Память о ней - занозой в сердце и по сей день. Забегая вперед,  расскажу. Маму похоронили на деревенском кладбище в Слободе. Сергей сам нарезал дерна и обложил ее могилку, поставил крестик. Но когда в 48-м вернулся с фронта, могилку отыскать не смог. За годы войны захоронений на кладбище прибыло, и все – с простыми крестами. Искал-искал среди них родную, да так и не смог найти, не нашлось кому и показать, все уехали. Вот и мается душа: хоть бы цветочки положить на родную могилу – не знает куда. Только свечи в храме зажигает.

Погибнуть не боялся

    … В начале войны даниловская земля принимала эвакуированных из Ленинграда, поселили троих и  к Сергею. Один парнишка оказался ровесником Сергея, так, друг за другом, их и призвали в армию. 3 января 43 года Сергей  уже был в воинской части в Муроме. Зачислили, было, в артиллерийский полк, с 45-миллиметровыми пушками познакомили. Но потом отобрали в полковое училище младших командиров, откуда он вышел ефрейтором и пулеметчиком. Муштровали в училище сильно, к войне готовили, а кормить было нечем. Некоторые даже пухли от голода. В мае  приехал командир части, генерал, курсантов построили, а они все такие доходяги! Посмотрел генерал, спрашивает: «Ну, как  жизнь?» «Нормально», - отвечают курсанты. Правду-то говорить  боялись. Но он и сам видел. Куда таких на фронт! И отправили их в летние лагеря на усиленное питание. На фронт Сергей Рулев попал только в июле. Был зачислен пулеметчиком в 90-й стрелковый полк 29-й гвардейской стрелковой  дивизии и получил ручной пулемет  Дегтярева.

   - Я погибнуть не боялся, - говорит Сергей Васильевич. - Думал, все равно у меня никого нет…

    На подступах к Ельне

    В это время, к середине августа 1943 года, на фронте произошли крупные изменения, шла жесточайшая битва на Курской дуге. Одновременно командование немецко-фашистских войск принимало все меры к тому, чтобы остановить наступление Красной Армии на смоленском направлении, где сосредоточивалась основная группировка двух наших фронтов - армии левого крыла Калининского и главные силы Западного фронтов. 29 гвардейская стрелковая дивизия воевала на Западном фронте.

   Ключом к Смоленску являлась Ельня, поэтому противник уделял обороне города особое внимание. Используя наличие больших лесных массивов, многочисленные топи, а также заболоченные поймы рек Угра и Десна, гитлеровцы создали здесь прочную оборону. Глубина главной полосы обороны противника составляла 6–8 км. Полоса была оборудована четырьмя линиями траншей, перемежающихся двумя – тремя рядами кольев, проволочными заграждениями, противопехотными  и противотанковыми минными полями.

     Наступление наших войск на смоленском направлении продолжалось весь август.

     - Гибло наших очень много, - вспоминает Сергей Васильевич. - Я первое время покойников боялся, а потом привык, уже не обращал внимания. Под Смоленском трупов было жуть сколько! Смотрю, шинель на дороге, в грязи, валяется. А мне говорят: «Какая шинель, это труп разъезженный». Сколько таких, без вести пропавших осталось там... Сколько в болотах погибло!

    Наступление на Ельню началось 28 августа. 90-й гвардейский полк - второй эшелон дивизии - сосредоточился в районе Лядцо. Преследуя разбитые части противника, к утру 29 августа он подошел к р. Угра и на отдельных участках форсировал ее.

    И наступило роковое 29 августа.

   - Бои были очень жестокие, сколько раз нас поднимали в атаку! - вспоминает эти дни Сергей Васильевич. - Дивизию расстреляли, от первого эшелона осталось несколько человек, и мы, второй эшелон, пошли в бой.

    Части дивизии утром 29 августа пытались сбить противника с левого берега р. Угра, но вражеским огнем их атака была отбита. А где-то в два часа дня пуля пробила левое колено пулеметчика, и жаркий бой для него завершился.

    К утру 31 августа город Ельня был отбит и полностью освобожден от фашистов. Приказом Верховного Главнокомандующего войскам, наступавшим на смоленском направлении, была объявлена благодарность; отмечены умелые действия и 29-й гвардейской стрелковой дивизии под командованием генерал-майора Андрея Трофимовича Стученко, дивизии присвоено звание Ельнинская. Сергей узнал об этом уже в госпитале.

Госпиталь

      С поля боя его вывезли только ночью. Пулевое ранение большого кровотечения не давало, поэтому Сергей 12 часов мужественно ждал медицинской помощи. Раненых вывозили с поля боя на санитарных собаках. Умные животные. При свете прожекторов собаки прижимались к земле и лежали до тех пор, пока луч прожектора не уходил дальше. Так спасли жизнь и Сергею.

       В полевом госпитале ему наложили шины, забинтовали и отправили в эвакогоспиталь города Слободской в Кировской области. Сердобольная женщина-врач вздохнула над ним: «Господи, мальчик, сколько вас инвалидов-то война наделала! Тебе как ногу сделать – выпрямить, или как есть оставить?» «Выпрямить», -  попросил Сергей.

      Очнулся после наркоза в палате, нога - в гипсе и прямая. Спустя месяц  гипс сняли, стали  ногу разрабатывать. Но ранение квалифицировалось как тяжелое, поврежден был коленный сустав, поэтому  медкомиссия  предложила Сергею ехать долечиваться домой. Он решительно отказался: «Не к кому мне ехать!». И его отправили в батальон выздоравливающих. А там жуткие условия: нары, клопы,  даже постели путной не было. Побыл Сергей  неделю в батальоне, да и запросился на фронт:  «Выписывайте,  не хочу здесь клопов кормить». До конца войны было еще далеко, солдаты ей нужны, особенно те, что сами на фронт рвутся. И его отправили в Свердловск, где формировалась и одновременно обучалась  стрелковая рота. Здесь и долечивался. Правда, лечение  неожиданно затянулось. Сергей шел с пулеметом на занятие, поскользнулся и опять повредил раненую ногу. Две недели еще лежал, прежде чем  обмундировали его в новенький полушубок и отправили на фронт, под Псков.

Фронтовыми дорогами

     Шел март 1944 года. Пулеметчику Рулеву вручили тяжеленный станковый пулемет «Максим», который передвигался с места на место на лыжах, и сразу – на передовую в составе 1082 стрелкового полка 310-й стрелковой дивизии. Сергей был первым номером (первый номер стрелял, второй - подавал ленту).  Так и воевали.

      23 июня 1944 года Псков был освобожден, но, как и Ельня, - без Сергея. Месяцем раньше, 21 мая,  он получил второе ранение, на сей раз осколочное, вновь попал в  госпиталь, в Ленинград.

     Город без конца бомбили. Как только начиналась очередная бомбежка, всем ходящим велено было бежать в убежище.

    - Я побегал-побегал, да и перестал, - вспоминает Сергей Васильевич.  - Попадет бомба, думаю, так и в подвале завалит. Бог спас, выжили.

     После второго выздоровления его направили в Карелию, оттуда – в Прибалтику. В составе стрелкового полка участвовал в освобождении  Моонзундских островов  Эзель,  Даго и  Муху. Прибалтика была уже освобождена, а за острова фашисты схватились мертвой хваткой. В начале войны здесь насмерть стояли советские воины, отступать было некуда, все погибли. Теперь острова предстояло освобождать. Враг построил серьезную линию обороны на суше и на море. Даже фашистские корабли подрывались на фашистских же минах. Понятно, что из-за минной опасности не могли подойти близко и наши корабли.

    Сухопутные части перевозили на острова на пароходах. Было штормовое предупреждение. Но природная стихия не страшней войны. Вода и земля горели одинаково жутко, обстрел шел со всех сторон – с земли, с моря и с воздуха. Разрывы бомб, пулеметные очереди, жуткая музыка «Катюш» - все слилось в единый рев войны!

     После того, как Красная армия быстро взяла один из островов, наступление застопорилось, немцы воспользовались моментом - укрепили свою оборону. И вместо шести, как планировалось, острова освобождали 56 дней. И это были страшные дни.

   -  Удивительно, но там меня даже не ранило, -  пожимает плечами Сергей Васильевич.

     После освобождения  островов  гвардейцы, следуя в Восточную Пруссию,  пешком прошли всю Эстонию, Латвию и Литву. Спать приходилось на ходу, облокотившись друг на друга. 20-минутных привалов хватало только на то, чтобы перекусить, и - снова в путь.

    В Восточной Пруссии военные действия шли к завершению. Уже был взят Кенигсберг. Оставалось покончить с последними группировками противника. На ликвидацию одной из таких -  Любавской группировки немецких войск – и направлялись гвардейцы. Противник не сдался просто так, он оказал сопротивление, но исход этой операции был предрешен. Здесь, на перекрестке военных  дорог, во время разоружения группировки, Сергей впервые видел врагов в таком количестве и так близко. Наши солдаты отбирали у пленных немцев  оружие и складывали на  оборудованную площадку. Потом немцев увезли.

    - Пока мы были в Восточной Пруссии, началась война с Японией, - рассказывает Сергей Васильевич. - Нас посадили в поезд , повезли. Доехали до Волгограда. Говорят, война-то с Японией закончилась.  Вышла заминка, во время которой мы из буртов грузили в машины арбузы. Потом построили и объявили, что воинская часть будет расформирована. И зачислили меня в 88-ю отдельную местную стрелковую роту в Ростове-на-Дону.

      Рота была комендантской и очень большой. Она отвечала за порядок во всем гарнизоне, пресекая всякие нарушения, вела борьбу с бандитизмом, личный состав дежурил на вокзале, в ресторанах, по городу. Ночи спокойной не было – обязательно где-то что-то случалось - убийства, грабежи. Уж больно криминальный город был – Ростов-Дон. С «Сельмаша» люди  получку домой спокойно принести не могли – бандиты отнимали. Словом, легкой служба не была. Полковник  предостерегал: «Не лезьте вперед! Здесь милиция должна работать, а вы только помогаете». И все же один человек не уберегся, погиб.

     Еще два с половиной года служил Сергей Рулёв в Ростове-на-Дону после войны. Имеет две солдатские медали «За отвагу» и орден Отечественной войны I степени. Одна из медалей нашла его аж в 2007 году.

    -  Не надо было мне оттуда уезжать, - до сих пор жалеет он. - Там и девочка у меня неплохая была. Просила: «Останься, Сережа». А я по своим местам соскучился. Звал ее с собой, но она - казачка, - не поехала, так и расстались. А там зазывали и на аэродром, и на заводы, везде людей не хватало, можно было хорошее место найти. Приехал я в родные места в 48-м, в марте. И сразу так спокаялся! А обратно уехать было не на что.

Горе одно

     Он вернулся, а родной дом -  занят. В нем поселилась  председатель сельсовета с четырьмя детьми. И Сергею пришлось скитаться. То к одним родственникам придет, то к другим. А жили все трудно, есть нечего, уложить не на что, а тут он еще... Когда скитания стали невмоготу, он вновь попросил освободить дом,  и это произошло. Стал жить один. Несколько раз вызывали в военкомат, все хотели в милицию устроить. Но он сказал твердо: наслужился, хватит, ни в какую милицию не пойду. А вскоре и женился.

     - Горе одно, - вспоминает Сергей Васильевич. - Ничего у нас не было. Еще спасибо, что демобилизовали меня в новом обмундировании. Так три года после демобилизации в военном  и ходил. Ничего мы в колхозе не зарабатывали, на что купишь-то…  Супруга у меня и на овчарне работала, и скотником, и дояркой.  Уж потом, в 52-м, меня направили в Данилов, в МТС, на курсы трактористов, я их закончил, и немножечко побольше стал получать. Двоих детей родили. Жена у меня из большой семьи, девять детей у них было, а она – старшая. Так наработалась, так нанянчилась Александра Ильинична, что своих-то детей она уже много не хотела. Поэтому второй ребенок у нас появился через 6 лет после первого.

     Колхоз «Богатино» был маленький.  Потом  мелкие хозяйства стали  объединять, и «Богатино» вошло в колхоз  «Ленинец». При следующем объединении «Ленинец» вошел в совхоз «Даниловский», большое было хозяйство - от Кузьмина до Макарова, Богатино в третьем отделении оказалось.

     В 1967 году Рулевы купили в Данилове, напротив нынешней поликлиники, худенький домик, на хороший не было денег.

     - В городе я тоже  работал механизатором - в СМУ завода на строительстве производственных помещений. При мне строились первая секция сорокового училища, большой цех на заводе, два склада, гараж, очистные.

Когда жизнь наладилась...

      А что ж не наладиться? Жили Рулевы – душа в душу. Сергей Васильевич для семьи человек самый подходящий – трудолюбивый, скромный, заботливый, все умеет. Александра Ильинична завела в доме порядки, которые держатся до сих пор. Да хоть чистота! Еще в 2009 году на улицу Мира попала я в их дом и была потрясена: как это немолодой мужчина, один, и такой порядок соблюдает! Каждая вещь на своем месте, все постирано, помыто, ни пылинки, ни соринки. Он простодушно руками развел: «Кому у меня сорить! А за собой прибрать разве трудно?»

       Сергей Васильевич с сорока лет не курит. Еще в военном госпитале первый раз бросил. Ребятам папироски набивал, а сам не курил. Потом на фронт попал, - там не хочешь да закуришь. А вернулся, - курил до случая: попал как-то в больницу и бросил навсегда. Вином не злоупотребляет.  Бывало, мужики подкалывать начнут: мол, жены боишься, или денег жалко. «А я спрошу, почем сбрасываются, и вдвое больше им подам, только отстаньте от меня, пить все равно не буду. Уж больно пьяниц не люблю, смотреть на них страшно», – поясняет свою позицию.

      На пенсию он ушел в 85-м, правда, потом еще два года кочегарил  в дорожной организации. Пенсии-то велики ли.

      - Но жить все равно легче было. Всё на ту пенсию купишь. И морально легче. Народ был дружный, добрый, работящий...

      Так уж получилось, что советский застой оказался для поколения победителей самым спокойным временем.  И то! Никакие очереди за продуктами не сравнятся с голодом, репрессиями и войной, или нынешним шабашем. Да и мы – из того времени родом. Сергей Васильевич – сам человек добрый, без злобы и корысти в сердце, и хочет, чтобы окружали его такие же люди. Потому и грустит о матери, о супруге дражайшей, о доме в деревне, от которого всего и остались только молочный кувшинчик в шкафе да часть настольной лампы. Жалеет и дом на улице Мира.

     - Если бы деньги можно было истратить на ремонт, ни за что бы не променял его на квартиру. В огороде у меня чистота была, грядки полешь – успокаиваешься, обо всем плохом забывается. С детства люблю барашек, кур и цветы. Сейчас таких кур нету, как раньше - мохноногие, брыластые, пестрые. Бывало, как увижу интересных кур, - куплю яичек, выведу цыплят, чтобы у меня тоже такие куры были. Держал собак, на охоту ходил. А какие розы, лилии, георгины у меня были возле дома! Где увижу красивые цветы – прошу отросток.

     Воспоминания и дети – вот все, что у человека остается в уважаемом возрасте. Хоть и трудны  воспоминания Сергея Васильевича -  как он говорит, горе одно, - а хорошие. По его жизни можно историю Родины изучать, правда, самую трагическую. И советского человека – тоже. А детьми он гордиться может. Старший, Николай Сергеевич, в Ярославле живет, бригадиром на стройке был, грамот много заработал, ликвидатор Чернобыльской аварии. Правда, Чернобыль и унес его здоровье. Младший, Владимир Сергееевич, трудился в ПМК-250. Сейчас на компрессорной работает, столяр отличный, плотник.  Сыновья навещают, помогают по хозяйству.

    Всё хорошо.

    А грусть... Как без нее пожилому человеку?

Татьяна БЕЛОВА.